как было? — с болью и надеждой спросил Юстас. — Не знаю,— пожала плечами Нина.— Все меня страшно измучило. Я не думала, не предполагала... Она и вправду выглядела уставшей, опечаленной, изменилось и ее лицо,— уже не трепетала на нем прежняя застенчивая улыбка. — Убил бы, если бы знал, кто виноват во всем,— буркнул мальчик. Нина неожиданно залилась слезами, уткнулась лбом в его грудь и принялась колотить кулачками: — Ты виноват! Только ты... Юстас обхватил ее за плечи, пытаясь успокоить, в первый раз ощутив, как она прижалась к нему, торопливо и неловко поцеловал в подрагивающую шею, пролетел напряженно: — Я?!.. Почему... Ведь я люблю... Нина вдруг вырвалась из его объятий и, откинув голову, прокричала: — Серьезность твоя несчастная во всем виновата! Как ты не понимаешь?! Нам еще рано любить!.. Юстас упрямо замотал головой. — Оставь меня в покое. Пока не уедешь. Я хочу жить спокойно. Все еще ощущая в своих ладонях тепло ее плеч, Юстас собрал волю, чтобы рассмеяться подобно герою какого-нибудь кинофильма: — Прекрасно. Я обещаю тебе спокойную жизнь. Пока мы оба не выйдем на свободу. Нина, оторопев, смахнула слезы. — На какую свободу? Ты все-таки сумасшедший... Юстас приоткрыл дверь и кивком показал Нине, что в коридоре пусто. Пытаясь обойти его, она нечаянно задела локоть. — Прости,— пробормотала, уходя. Произнесла, почти не размыкая губ, но словечко это, словно дубина, огрело Юстаса по голове. Всколыхнулось гнетущее предчувствие, что просила прощения за все, что было, что это последняя их, прощальная встреча, без клятв, без
Главная   спорте   плечами—   темп   плечами—   кофе   прежде   нем   размешивал   сюда   руководят   дело   настоящий   Эдмундас    женщинах—   прошу   надо    тоже   вместе?    руководитель   мир   дорога!    Ничего   Позволь   размешивал   тот   сюда   кофе   завод   нем   ложечкой   это   его   того   кофе   Признаю   его