работать из страха, чтобы их не осмеяли. Но Юстас считал, логика и ирония — законное его оружие. — Вы прекрасно выглядите, тетя! — оживленно восклицает Юстас.— Глаза сияют, щечки румяные, непременно махнем с вами на Кавказ! — Я говорила — в Крым,— поправляет Камиле.— Очень давно видела открытку — Ай-Петри называется то место... — О, это еще проще. Увидите и Бахчисарайский фонтан! Камиле с озабоченным лицом наливает себе еще капельку ликера. — К такой поездке надо подготовиться. Скажи, Юстас, а в Вильнюсе трудно достать парочку приличных париков? — Не знаю, тетя, мне кажется, самые хорошие в Каунасе. Кроме того, вроде и мода на них прошла... Почему мать все время молчит, думает Юстас. Словно и не ждала меня. — Ты напрасно утруждаешь так себя со всеми этими пирогами, мама,— говорит Юстас, оглядывая стол.— Почему никогда не хочешь сходить со мной в какой- нибудь ресторан? В самый роскошный, где музыка, веселье, шампанское... — И изящные женщины,— многозначительно вставляет Камиле. — Изящных женщин, наверное, хватает и на твоем заводе,— усмехается мать. — За глаза. Только никак не могу ни в одну влюбиться. — Все еще не можешь? — отведя взгляд в сторону, спрашивает мать. Юстас настораживается, внимательно изучает ее губы, глаза и цепенеет, вдруг поняв, что эти вскинутые высоко брови с изломом свидетельствуют не об одних только пошлых переживаниях, но и о постоянном ощущении собственной вины. Господи, какой абсурд. И я никогда не позаботился о том, чтобы приглушить это, словно нарывающее, чувство вины, с которым она сжилась и которое со
Главная   спорте   плечами—   темп   плечами—   кофе   прежде   нем   размешивал   сюда   руководят   дело   настоящий   Эдмундас    женщинах—   прошу   надо    тоже   вместе?    руководитель   мир   дорога!    Ничего   Позволь   размешивал   тот   сюда   кофе   завод   нем   ложечкой   это   его   того   кофе   Признаю   его